Вероника Батхен

Мертвая петля

Благословение Самайна

Ай, над черными холмами скачут белые кобылы
Над седыми валунами в облаках стучат копыта,
Прячьтесь в норы звери, птицы серый мох носите в гнезда,
Те, кого застанет стужа, не проснутся. Не проснутся
Вместе с песней родниковой, под апрельскими лучами —
Им врастать по шкуру в землю, оставлять на тропах перья.
Белый всадник сеет стужу, серый всадник гасит звезды,
Королева лунный грошик сорвала себе на платье.
И во тьме они промчатся над усталыми лесами,
Вдоль речных холодных улиц, где вода загустевает,
Высоко над площадями, там где воздух пахнет дымом,
Мимо башен и соборов и затопленных подвалов,
Мимо хижин углежогов, мимо танца волчьей стаи,
На снегу оленья туша — подавай, заждались гости.
Это ночь смертельных страхов, бесноватого бессилья —
Кто пойдет навстречу ветру, кто станцует с Королевой?
Предсказанием потери, обещанием утраты
Синий всадник бросил руны на безлюдные дороги
И с пути собьется путник, сетью истины опутан…
Белой полночью Самайна не ходи по первопутку.
Оставайся ждать рассвета. В очаге не гаснут угли,
И в котле хмельное пиво ключевой водой не станет.
Пусть себе гуляет вьюга, бьет крылом по крыше дома —
У тебя живое сердце и зима тебя не тронет...

11.05

Мертвая петля

Мой город пристально нем. Его холодные пальцы
Скользят по коже. Ладонь уже сдавила гортань.
Сто тысяч звуков стучат свои бессвязные танцы.
И каждый запах — огонь. И каждый выход — за грань.
Беру за кожу поток. Звеню водой по фарфору.
И выдыхая «тик-так» я получаю «ты кто»
Четыре шага часов оставят времени фору.
С горящей крыши слетит сосулька сладкого до.
А после будет зима. Ни дня ни неба ни даже
Пылинки в желтом луче — одна сплошная стезя.
Привет асфальтовый мир, бутылка водки на пляже!
Я так старалась как все, но по другому нельзя.
Я чую, будто лечу дурацкой чайкой на скалы,
И знаю, что упаду, как головою к плечу.
Мои святые пути, мои прозрачные дни, мои пустые вокзалы.
Я выбегаю на лед, я поджигаю билет, я за него заплачу.
Проснусь озябшим зерном в железном брюхе вагона
И по весне прорасту сквозь клетку рельсов и шпал.
Эй, посмотри мне в глаза! Смелей, старуха Горгона!
Я научилась летать. Я снова выйду в пике. Куда бы ты ни упал.

11.05

Баллада о зове

Небо белое надо льдом
В камышах потеряшка утка
Чистит перья. И нотой «до»
Заунывно играет дудка.

Полынья. По воде круги.
Ни следа на зеркальной глади.
Вышло время раздать долги
И дорогу по звуку ладить.

Спит в подвалах мое зерно.
Даже псы прекратили травлю.
Город Гаммельн, ты был давно.
Я сегодня тебя оставлю.

Стал важнее крысиных слов
Снег с обочин — сырой и грязный.
Отпусти меня, Крысолов —
Я по сердце в потоке вязну.

Дудка дразнит: на полупути
Шкуру скинешь — получишь перья,
Станешь птицей. Тогда — лети!
Дудка манит — и я ей верю.

И шагаю вперед отвес-
Но таков неуемный норов —
На приманку шальных небес
Мы порой покидаем норы.

Полынья-не-я. Далеко
День, что был без остатка прожит.
...А ходить по воде легко.
Крысы это умеют тоже.

11.05

Стансы к городской чайке

...Сегодня мне определенно грустно. Раз не осталось в раковине места,
пора искать сочувствия вовне. На дне слепого дня, в дремотной вьюге,
в двойных прямых троллейбусных путей. Кого не занесло, того заносит,
не снегом так сомнением бесплодным, с обочины к шоссе, полурабочим —
кайло в руках, оранжевый жилет и, провожая безразличным взглядом
поспешных проезжантов и прохожих, долбить непрошибаемый асфальт.
Укрыться от в кофейном полумраке, коньячный чад — и в чат, а толку чуть.
Письмо былой любви — клеймо на браке. Его прочтут и может быть зачтут
в процессе делового приговора — сослать зерном в несытую Москву.
Веди, вода — тогда я, прорастая, успею бросить корень в Ленинград.
И ни один неистовый садовник пропалывая втуне Летний сад,
меня не вырвет из сырой и мерзлой, единокровной северной земли.
Смотри, я липа в парковом ансамбле. Дотронься до ветвей — я зазвучу.
По нотам над Невой промчится чайка и контуром скрипичного ключа
откроет дверь заброшенного дома. Камин заждался дров. И наши тени
тихонько сядут рядом у огня…

12.05

Опоздать к Рождеству

Чем потешиться, ночь? Расписным куличом
В белоснежной январской глазури.
По пустым переулкам бродить ни о чем,
Наблюдать, как шановный мазурик
Потащил виртуозно пустой кошелек
У пьянчуги, счастливого в доску,
Как законченный год вышел тенью и лег
У столба по фонарному воску.
Этот свет, что любого состарит на век,
Одиночество первой морщины.
Потаенную грусть увядающих век
По достоинству ценят мужчины.
Электричество. Связь. Необъятный поток.
Мыслеформы двоичной системы.
Мандарины попарно ложатся в лоток,
Ночь молчит. Двери прячутся в стены.
Не укрыться в подъезде от взглядов витрин,
Не спастись от свистка постового.
Перекрыты все трассы, ведущие в Рим, —
Вдруг да выпустят бога — живого.
За душой ни души. Мостовые Москвы
Кроет ветер безбожно и люто.
...По Арбату устало плетутся волхвы
И в снегу утопают верблюды.

12.05

Без пяти Новый Год

М. Лернеру к празднику под заказ Ж:-)

Дитя с улыбкой Герострата петарду жжет. Народ вопит.
Разврат расстройство для кастрата. Развоз завода. Профиль бит.
Анфас подчеркнуто античен. Природа варварски груба —
Из белокурой Беатриче впотьмах выдавливать раба.
Потеха века — раб на троне. Постой, не тронь — колпак шута
Надел на плешь старик Петроний — арбитр для блудного скота.
Возляжем мы на скотобойне — орел и лев, козел и блядь.
Душа к душе. Теплей. Спокойней. И проще разом расстрелять.
Амур ленив — ему добычу претит ловить в ночных кафе
Мадам любовь под шкурой бычьей готовит аутодафе
Для сердца зверя в человечьей необозначенной тоске.
От восхитительных увечий умрет в снегу седой аскет.
Напьется пьян один мужчина и будет плакать до утра —
Причина та же — не по чину увлечь красотку в номера.
Резон поддать по красной дате. У заколоченных дверей
Храпит доверчиво предатель — пузатый маленький еврей.
На карте купленной квартиры осталось белое пятно.
Уныло пялятся мундиры на освещенное окно,
Где я сижу в макулатуре, который год ни там ни здесь,
И предаюсь сладчайшей дури — предощущению чудес.
Покой мостов и статуй конных. Чужих следов сплошная вязь.
С небес ко мне на подоконник снежинка падает, смеясь...

12.05

Или-или

…Я не Ева, я Лилит…
Е. Шайкина

Таить ли таянье снегов?
Летать ли? Лить на камни воду?
Лилит — любовь. Ее с торгов
Продав, сажают на подводу
И увлекают в божий хлев
За всех овец трудиться в поте.
А ей плевать. Ей нужен лев.
Иуда в золоте и плоти.
Закроет крыльями заря
Следы любовного восторга.
Восславьте нового царя!
Глядите, он грядет с востока!
Когда былое отболит,
Мир разорвется, как страница.
Из тьмы появится Лилит —
Порфироносная блудница.

01.06

Арбатский бастион

Баллада о холодной ночи

…Главное, мин херцн, это искренность…
В. Никритин

Кесарю — косую, суке — выспренность,
Пастырю — глухие пустыри.
Главное, мин херцн, это искренность.
Наболело — так и говори.

Что брести в метель замоскворечицей,
Что ловить трамвайное тепло.
Прячешь плечи. Знаю, время лечится.
И проходит, если повезло.

Уезжай по тряской равнодушице,
Набирай по памяти звонок.
Если я отвечу — дом разрушится.
Промолчу — останусь одинок.

Что слова — бесплодные и скудные.
Посмотри на чахлое бытье.
Я пойду на улицы безлюдные,
Половлю на деньги забытье.

И вернусь, пустой и неприкаянный,
Безоружный, словно инвалид.
Знаешь, если ночь гулять окраиной,
Поутру всегда душа болит.

02.06

Парение пера

...Тише, когда умру…
Ф.Г. Лорка

Со стороны казалось важным
Продлить полет... Когда умру,
Я белым перышком бумажным
Затрепыхаюсь на ветру.
Пускай чужие гробокопы
Тревожат пыль моих словес,
Землей в земле покойтесь, тропы!
Я полечу, теряя вес,
Над крышей города былого,
Над тенью дома и очаг
Как обессмысленное слово
Запечатлеется в очах.
Пусть одиночество продлится
На шаг с порога до двери.
Скажи, у птиц бывают лица
И что под лицами внутри?
...Брести в снегу, простоволосой,
И провожать себя с тоской —
Клочок никчемной целлюлозы
В пылу метели городской.

03.06

Баллада климата

...Запад есть запад, Восток есть восток, и с места они не сойдут…
Р. Киплинг

Стук полустанков: Питер, Одесса, Ревель.
Блеск саквояжьей кожи, тряпичный тюк...
Если в глазах свинцом застывает север,
Памятью моря в душу стучится юг.

Строгость и стройность, линии и границы,
Стянут стежком фрегата балтийский плат.
Лед подворотни. Булочная. Синицы.
Маленький кофе в чашке. И шоколад.
Вдоль осевых проспектов метаться птицей,
Биться о стекла, тщетно искать приют...
Голодом гордых город готов гордиться.
Любят — счастливых. Нищим — не подают.
И на морозе солью себя посеяв,
Милый, оставь надежду взойти весной.
В каждом осколок холода. Это север.
Здесь не умеют знать, что такое зной.

Как горячо ложится песок под ноги,
Как истекает соком раздавленный апельсин.
Как танцевать под солнцем - одной для многих,
Щедро и без оглядки — лишь бы хватило сил,
Как покупать на рынке вино и сливы,
Как убивать на ложе чужой жены,
Как зачинать младенцев, любить счастливых,
Как отдаваться силе морской волны.
Оттиск камней по коже — печать ночлега.
Горсточка слов на память — арык, урюк.
Здесь не умеют жить, дожидаясь снега.
Здесь умирают полностью. Это юг.

Правда вагонной двери. Откуда деться?
Чьих бесприютных примет пустой вокзал?
Северный ветер снегом стучится в сердце.
Южное солнце вычернило глаза.

04.06

© Вероника Батхен, 2006