«Королева Роз» феерия

Глава 4

 — Мир вам, святые отцы, и вы, добрые люди!

 — Pax vobiscum, сэр. Езжайте с миром,  — ответил старший монах. От его шерстяной сутаны за пять шагов пахло немытым телом.

 — Я хотел бы просить об исповеди, святой отец  — я две недели не посещал церковь,  — Ланселот придержал коня и пригляделся к процессии.

Два монаха в коричневом, верхом на ушастых мулах. Четверо солдат с алебардами. Мозглявая лошадка с телегой. На телеге  — мальчишка, связанный по рукам и ногам.

 — Отправляйтесь в аббатство Шрусбери, сэр. Мы спешим,  — монах покосился на телегу и размашисто перекрестился.

Видимо пленник опасен, подумал Ланселот  — ему впервые в жизни отказали в исповеди:

 — Что же торопит вас? Быть может, вам нужна помощь?

Монаха передернуло.

 — Я же сказал, сэр  — мы спешим. Необходимо как можно скорее доставить несчастного юродивого в…

 — Сам ты сумасшедший, предатель!!!  — мальчишка вскрикнул так громко, что у Ланселота заложило уши.  — Когда я верну себе трон  — всех повешу! И плевать мне, что ты монах!

 — Видите, сэр  — этот отрок вообразил себя принцем,  — монах сочувственно покачал головой.  — В монастыре над ним проведут экзорцизм, и, надеюсь…

 — Не верьте им, добрый сэр,  — мальчишка буквально захлебывался словами.  — Они хотят запереть меня в келью и выстричь тонзуру…

 — Да заткните ему рот, наконец!  — рявкнул второй монах. Ближний к телеге солдат ткнул мальчишку древком алебарды. Пленник упал спиной в сено, но даже не застонал. Он совсем не походил на безумца.

Ланселот подъехал ближе… Если мальчик и не принц, то вполне мог бы им стать. Ланселоту вдруг вспомнился юный Артур  — та же чистая ярость во взгляде, та же огранка лица  — ни одной лишней черточки.

 — В самом деле, сэр рыцарь, ехали б вы отсюда от греха-то подальше,  — полульстиво, полунахально встрял один из стражников.  — Мы свое дело делаем, вам-то что до придурка блаженного.

 — Подожди-ка, любезный,  — Ланселот наклонился над пленником,  — Как, говоришь, тебя зовут, парень?

Даже сквозь пот и пыль было видно, как исказилось лицо мальчишки.

 — Я Персиваль, принц Уэльский, сын короля Ламорака Свирепого и законный наследник престола!

Короля Ламорака Ланселот помнил. О сыне не слышал, что, впрочем, ничего не доказывало… До любого из стражников уже можно достать мечом, святые отцы в бой не вступят. Разогнать этот сброд труда не стоило, но Ланселот не хотел ошибаться.

 — Святой отец, вы уверены, что мальчик болен? Его слова не выглядят ложью.

 — Доставить отрока в монастырь повелел король Гильдебранд, Владыка Уэльса,  — монах схватился за четки, он явно нервничал.

 — Я не вижу причин, по которым вы могли бы задерживать юношу далее. А с королем я поговорю сам,  — сомнений у Ланселота не оставалось.

Старший монах, ни слова ни говоря, кивнул страже. Но выставить алебарды они не успели.

 — Стоять. Я, Ланселот Озерный, приказываю вам сложить оружие,  — рыцарь говорил спокойно, даже не обнажая меч.

Хотел бы он видеть простолюдина, который его ослушается. Стража шарахнулась от его взгляда. Ланселот тронул поводья, Гром шагнул вперед.

 — Ну?!

Алебарды попадали на землю. Старший монах зашлепал губами  — кажется, он читал молитву. Младший монах побледнел и помянул черта.

Уже не обращая внимания на толпу, Ланселот спешился, разрезал веревки, подхватил мальчишку и поставил на землю. Затем обнажил меч и взял за лезвие, словно крест.

 — Я, Ланселот, рыцарь Круглого Стола, вассал Артура Пендрагона, беру тебя, Персиваль, сын Ламорака, в оруженосцы, дабы служил ты мне верой и правдой в войне и мире, к вящей славе твоей и моей и всего благородного рыцарства. Клянись!

В глазах мальчишки попеременно скользнули удивление, недоверие, радость. Мгновение он колебался, потом опустился на одно колено. Ланселот обернулся к монахам:

 — Благословите, святые… святой отец,  — одного из служителей церкви уже не было видно, второй затравленно озирался. Но выбора у него не было.

 — Et nomini pater, et filis, et spiritus sancti,  — монах посмотрел на стражников  — они тихо пятились подальше от благородного рыцаря,  — и закончил, вздохнув,  — Amen.

Ланселот вскочил на коня, протянул Персивалю руку и помог сесть позади себя. Перепуганному до колик святому отцу оставалось только смотреть им вслед  — сделать он ничего не мог.

Ночь выдалась тихой. Месяц только что народился, в лесу было темно. Дым костра отогнал мошкару, думалось Ланселоту легко.

Перед закатом пришлось сделать привал  — Гром начал уставать, а Персиваль держался в седле только силой воли  — упорства у него хватило бы и на трех королей, но сила осталась мальчишечьей. Юный принц уснул над ломтем оленины.

Ланселот остался сидеть у гаснущего костра  — следовало выбрать дорогу. Погоня за ними будет. И скоро. Сэру Гильдебранду лучше, чем старшему брату, подошло бы прозвище «Свирепый». После смерти законного короля он преспокойно уселся на трон, старую королеву казнил, обвинив в измене престолу, а наследника, не мудрствуя лукаво, решил заточить в монастырь. И если б не Ланселот, через несколько дней сам Артур не смог бы снять с мальчика постриг. Теперь же осталось всего лишь помочь принцу добраться до Камелота  — верховный король Британии не любит самоуправства.

Хорошо бы попасть в Замок Веселой Стражи  — кто-нибудь из рыцарей Круглого Стола там окажется. Или… За несколько часов, проведенных в пути, Персиваль успел понравиться Ланселоту. Как говорит притча, надежный спутник сокращает дорогу вдвое.

Персиваль всхлипнул во сне. Ланселот обернулся. Нет, все в порядке. Скоро придется будить парня. До Замка Веселой Стражи ехать дней десять хорошей рысью. Гром пока держится, но в ближайшей деревне надо добыть какую ни есть клячу  — иначе далеко не уйти.

Костер затрещал, доедая последние веточки хвороста. Ланселот отправился за дровами. Он довольно долго плутал в низинке, пока не наткнулся на сухую осину. Плохо, но лучше, чем ничего. Он сломал мертвое деревце и потащил к огню. Ветки трещали, цепляясь за корни, хруст злил Ланселота  — это могло их выдать любым внимательным ушам.

У костра стояла белая лошадь. Казалось  — она светится в темноте. Струилась паутинная грива, лоснилась шерсть оттенка свежего молока, влажно чернели глаза. Ланселот перекрестился. Потом позвал ее:

 — Госпожа,  — он решил, что их посетила фея.

Лошадь мотнула изящной головой, переступила копытами и шагнула туда, где спал Персиваль. Подойдя к мальчику, она заржала  — так кобылица говорит с жеребенком. Принц открыл глаза, улыбнулся счастливо, провел рукой по белоснежной шерсти:

 — Боже мой, какая красавица! Сэр Ланселот, вы прятали вторую лошадь в лесу?

Ланселот невозмутимо заметил:

 — Она изволила явиться сама. Собирайся, пора ехать.

Прошло три дня. Погони Ланселот не дождался, впрочем его это не огорчило. Персиваль оказался хорошим оруженосцем  — сообразительный, ловкий, разговорчивый в меру, он разгонял дорожную скуку и одиночество. Ланселот не думал, что ему не хватает общества, но живая душа рядом действительно грела. К тому же, для своих четырнадцати лет Персиваль был неплохим воином и в случае схватки вполне был способен прикрыть спину. На первом большом привале Ланселот сделал ему копье из запасного наконечника и подходящего дубового стволика. А меч парню дадут уже в замке.

На четвертый день они встретили старого рыцаря. Прежалкое было зрелище. Запаленный конь, лет десять назад бывший боевым, кольчуга висит мешком на тощем теле, всклокоченная седая борода торчит из-под дырявого шлема, левого стремени не хватает…

Старик, как ему казалось, мчался во весь опор, но лошадь уже едва перебирала ногами. Впрочем, смешным он не выглядел  — рыцарь ехал сражаться с драконом. Как оказалось, тварь давно жила в скалах, но раньше ей хватало овец. А сегодня с утра вместо барашка дракон утащил пастушку, рыжую Рози. Деваться некуда, долг сюзерена  — защита своих вассалов. И, хотя рыцарь был очевидно негоден к бою, Ланселоту стоило немалых трудов уговорить старика вернуться в замок, предоставив им с оруженосцем честь победить чудовище.

 — …Значит так, парень, будешь делать то, что я говорю. И не дай тебе Бог ослушаться. Возьмем с собой копья и меч, лошадей привяжем в лесу,  — Персиваль слушал внимательно, глаза у него горели,  — Дракону ни в коем случае нельзя дать взлететь, с воздуха он практически непобедим. Этих тварей берут на выходе из пещеры. На медведя ходил когда-нибудь?

 — Только видел, как отец охотился,  — Персиваль сглотнул.

 — Ладно, не страшно. Бьют драконов в пасть, подмышки и пах. Можно еще в глаза, но туда попасть сложно. Если тварь упала, пробуй перебить ей хребет, но осторожно  — на крыльях когти, как у летучей мыши, одним махом может вспороть бок лошади, а ты без кольчуги.

 — А как защититься от огненного дыхания?  — Персиваль подался вперед.

Ланселот сплюнул в пыль.

 — Сказки все это. Вонюч  — да, хоть нос затыкай. Но никаким огнем он не дышит.

 — А вы уже сражались с драконом, сэр Ланселот?

 — Троих завалил. И никакого желания встречаться с четвертым я не испытываю. Дело грязное и тяжелое.

 — А как же…

 — Слава? Оставь. До вечера надо выследить логово, к пещере лучше всего выбраться на рассвете, в самый холодок. Тогда дракон будет сонный и неповоротливый. Я попробую распороть ему пасть, ты возьмешь копье и будешь бить в пах, если тварь вылезет. Если меня убьют  — не геройствуй, в одиночку ты с ним не справишься, а мое тело дракона отвлечет. Есть у этих зверюг привычка тотчас жрать добычу. Тогда ступай в Замок Веселой Стражи сам.

© Вероника Батхен, 2000