«Королева Роз» феерия

Глава 6

Куском прокисшего теста болталось над головой небо. От досадливой сырости кольчуга подернулась ржавчиной и противно пахла железом. Ланселота знобило. Последнюю неделю шли дожди, ночевал он в лесу, сухой одежды давно не осталось. Глаза ломило от света, губы потрескались, вино оставляло во рту привкус жара. По сторонам дороги тоскливо тянулся ельник. До озера Феи Элейны оставалось дня два пути.

Ланселот задремал в седле. И проснулся от визга. Из леса буквально под ноги Грому вывалилась простоволосая молодая крестьянка в разорванном красном платье.

 — Господин, господин, помогите!!! Они друг друга убьют!

Ланселот мотнул головой, стряхнув дрему:

 — Тише, женщина. Кто кого убивает?

 — Скорее, господин!  — крестьянка вцепилась в поводья Грома и со всех небольших силенок потянула коня в лес.

Судя по звукам, там и вправду кого-то били. Ланселот спешился и пошел за девушкой. Он не обманулся в своих ожиданиях.

На мокрой полянке здоровенный мужик, шести с небольшим футов росту, одной рукой держал за грудки щуплого белобрысого парня, а другой неторопливо бил ему морду. Увидев это, девушка снова завизжала и попыталась повиснуть у мужика на руке:

 — Прекрати, Роберт, тебя же повесят!

Мужик, ни слова не говоря, стряхнул девушку и попытался продолжить драку. Но Ланселот с такой силой толкнул его в грудь, что тот упал.

 — Хватит!

Мужик тяжело поднялся, упрямая злость на его лице сменилась испугом. Девушка громко заплакала.

Достав флягу вина, Ланселот склонился над парнем. Тот невнятно стонал и сплевывал кровь. Судя по одежде, мальчишка был дворянином, судя по происходящему  — сам виноват. Пока Ланселот поднимал парня на ноги, утирал лицо и поил вином, крестьянка и ее Роберт куда-то исчезли.

 — Что здесь случилось, приятель?  — Ланселот заткнул флягу пробкой и вытер о траву руки.

В ответ мальчишка начал орать, брызгая кровавой слюной. Из потока яростной брани и обещаний «всех запороть», Ланселот выяснил, что парень удостоил своим благосклонным вниманием жену гончара из соседней деревни. На крик прибежал муж.

Ланселот поморщился  — от всех этих воплей, визгов и стонов у него раскалывалась голова:

 — Куда тебя отвезти, где твой замок?

 — Мы с братьями  — хозяева этих мест! И я, Энгус Хэмбли, требую  — немедля поймать негодяя и отрубить ему голову!!!  — мальчишка был смешон в своей злости.

 — Утихомирься. Боюсь, братья не похвалят тебя за этот подвиг, -Ланселот пытался говорить спокойно. Его пошатывало.

 — Да кто ты такой, чтобы мне указывать?!  — парень аж побелел, и Ланселот испугался  — если мальчишка и вправду решит погнаться за гончаром, то живым до замка может и не добраться.

 — Я Ланселот Озерный. Сэр Ланселот. А сейчас ты сядешь на моего коня и мы поедем к тебе домой. Пусть твои старшие братья решают, следует ли казнить виллана.

Удивительно, но имя не успокоило парня и не заткнуло ему рот. Ну и глушь. Ланселот еще какое-то время выслушивал гневные излияния вперемешку с угрозами, потом взял мальчишку за плечо и хорошенько встряхнул. Парень лязгнул зубами и смолк.

 — Садись на коня и указывай мне дорогу,  — Ланселот отер лоб и помог мальчишке сесть в седло. Всю дорогу до замка парень обиженно молчал.

Замок Лавенгем, обиталище пяти братьев Хэмбли, даже для такой окраины был запущенным и убогим. Подъемный мостик скрипел и прогибался под всадником, доски сгнили, цепи смотрелись  — ржавее некуда. Внутренний двор казался непроходимым от грязи  — засыпать лужи соломой или песком хозяева не удосужились. Пьяный стражник, отпирая ворота, шатался и сквернословил сквозь зубы. Старшие братья были в отлучке.

Ланселота встретил длинноносый тощий парнишка, как две капли воды похожий на Энгуса. За его спиной маячил белоголовый подросток  — очевидно, младший из братьев. Хмурые слуги сняли Энгуса с коня. Ланселот в двух словах рассказал о несчастье и заявил, что намерен дождаться приезда старших. Парнишка скривился, но обычай обязывал принять гостя. Он сухо представился:

 — Я мастер Эктор Хэмбли, это мой брат  — Кей. Благословен Господь, посылающий гостя в дом.

Коня отвели в конюшню, Ланселот потребовал у слуг горячей воды и сухую одежду, приказ был выполнен медленно и неохотно.

После заката солнца подали ужин. Есть Ланселоту не хотелось, да и пища не располагала к приятной трапезе. Хлеб дурно пропекся, мясо оказалось с душком, от вина свело скулы. В большом зале гулял сквозняк, пара вытертых гобеленов по стенам не защищала от непогоды. Братья вышли к столу, но были неразговорчивы и сердиты. Вместе с ними за стол село десятка полтора стражников  — для защиты такого замка не хватит,  — по привычке подсчитал Ланселот.

После вечерней молитвы тотчас потушили факелы и люди улеглись спать. Ланселоту предоставили огромную кровать с балдахином. Судя по запаху розового масла и ароматических притираний, когда-то в этой кровати спала мать мальчиков. Ланселот уснул почти мгновенно и во сне  — впервые за многие месяцы  — увидел Гвиневру. А пришел в себя уже в темнице, связанный по рукам и ногам.

Сэр Арчибальд Хэмбли, хозяин замка Лавенгем и отец пятерых братьев, покинул родовое гнездо три года назад и переселился в свое западное поместье. После смерти супруги он женился во второй раз на пятнадцатилетней богатой наследнице. Дети не приняли мачеху-сверстницу и, во избежание ссор, сэр Арчибальд решил дать сыновьям возможность пожить самим. А, дабы дети в его отсутствие не поубивали друг друга, он взял с них клятву, что ни один не поднимет руку на брата. Ослушника же пообещал лишить наследства и отцовского благословения.

Старый рыцарь оставил сыновьям крепкий замок, верную дружину и покорные, богатые деревни. Но за три года сорванцы настроили против себя всю округу. Ошалев от безнаказанности, они травили собаками скот, вытаптывали поля, охотились в чужих угодьях. Соседи молили Бога избавить их от этой чумы египетской, и только грозное имя старшего Хэмбли пока удерживало их от попыток захватить замок и примерно наказать молокососов.

Старший из братьев, Эгберт, когда-то служил оруженосцем у короля Пелленора, за Римский поход был посвящен в рыцари и потому держался увереннее прочих, карая и милуя по своему усмотрению. Его забавы были самыми хитроумными и жестокими.

Гарет, второй брат, отличался излишней полнотой и излишней же (на взгляд остальной семьи) рассудительной флегматичностью. Он целыми днями возился с собаками, предпочитая их общество любому другому, терпеть не мог человеческих криков, и, кажется, даже умел читать.

Энгус и Эктор, семнадцатилетние близнецы, уже три года могли творить все, что взбредет в их дурные головы. Оруженосцами они не служили, да и не собирались, о будущем не задумывались.

Младший, Кей, во всем подражал близнецам. Кудрявый, светлоглазый подросток выглядел насупленным ангелочком. Братья любили его и, невзирая на юный возраст, охотно позволяли участвовать во всех своих развлечениях.

Ланселот был первым за эти годы, кто всерьез попробовал урезонить юнцов. Они оскорбились  — чужак сует нос в их дела, испугались  — вдруг Эгберт таки-задаст им очередную взбучку  — не за бесчинства, за то, что попались. И решили для пущей острастки запереть наглеца в подвал замка.

Трое суток Ланселот просидел в темнице без пищи, радуясь воде с потолка  — по крайней мере, умереть от жажды ему не грозило. Он был раздосадован задержкой, но пребывал в полной уверенности, что с приездом старших недоразумение разрешится. Рыцарь даже не представлял себе, что в замке сеньора может твориться подобное безобразие.

Эгберт и Гарет вернулись к вечеру воскресенья. Вместе с младшими они посмеялись над участью незадачливого соседа (имя рыцаря парни запамятовали). Решили допросить чужака «со всей строгостью», устроить потеху  — например, посадить в бочку с вином или заставить бороться с медведем, а потом вывезти из замка верхом на шелудивом осле и отпустить на все четыре стороны. К тому же, Эгберту приглянулся меч незнакомца, а близнецам  — великолепный боевой конь. Развлечение назначили на следующее утро.

Четверо дюжих стражников выволокли Ланселота из камеры, разрезали веревки на ногах и потащили в большую залу. Там за столом собралось все семейство. В помещении было светло  — день выдался неожиданно ясным для октября. Ланселота бросили на пол, застланный несвежей соломой. Под дружный смех он с третьей попытки поднялся на ноги. Он все еще удивлялся, почему его до сих пор держат связанным. Мальчишки, должно быть, запутали братьев…

Ланселот от неожиданности выругался  — с верхнего стола в него полетела оленья кость.

 — Как Вы себя чувствуете, сэр рыцарь? Сладко ли вам спалось?  — приятным на слух, почти бархатным голосом спросил старший из братьев.

 — Не беспокоили ли вас блохи?  — подхватил уже знакомый рыцарю Эктор  — его физиономия все еще выглядела плачевно.

 — Не покусали ли вас крысы?  — радостным тенорком вставил Кей.

 — Довольны ли вы нашим гостеприимством, добрый сэр?  — ехидно закончил Энгус.

Ланселот не знал, что ответить, как ответить, как вообще разговаривать с этими людьми. Потому промолчал.

 — Кажется, крысы откусили ему язык!  — захихикал Кей.  — Добрый сэр теперь может просить милостыню на дорогах.

 — Не пугайте гостя!  — притворно-яростно рявкнул Эгберт. Рыцарь, наверное, голоден… Эй, подать завтрак благородному сэру!

Слуга поставил перед Ланселотом полную миску каких-то объедков, огрызков, шкурок, обильно политую кислым пивом. От запаха рыцаря замутило  — лихорадка еще не прошла и чувствовал он себя скверно. Да и голод давал о себе знать.

 — Угощайтесь, прошу вас, не стесняйтесь! Ах да, у вас же связаны руки… Это не страшно  — вы можете последовать примеру наших борзых. Или у вас пропал аппетит? Какая досада!  — братья дружно расхохотались.

Ланселот до сих пор не понял, что делать. Его лицо покрылось липким, холодным потом  — от болезни или от тихого бешенства. Хотелось взять меч и рубить этот страшный сон на кусочки, но связанных рук Ланселот не чувствовал.

 — А не соизволит ли добрый сэр назвать нам свое славное имя?  — молчавший до этого Гарет пристально посмотрел на пленника.

Ланселот нашел в себе силы выпрямиться и расправить плечи. На ногах он стоял с трудом.

 — Я сэр Ланселот Озерный. Полагаю, вам знакомо мое имя.

 — Озерный? Победитель лягушек, что ли?  — начал было Кей, но глянул на старшего брата и подавился шуткой.

Лицо Эгберта медленно бледнело. Он переглянулся с Гаретом и приказал:

 — Уведите!

Такого исхода Ланселот ожидал меньше всего. Он даже не стал сопротивляться страже. Ланселота затолкали обратно в подвал, почти сразу же принесли ему миску бобовой похлебки с говядиной, вино и теплый суконный плащ, а через несколько часов пришли заковывать в цепи.

Все те же четверо стражников удерживали его на полу, пока кузнец клепал железное кольцо на лодыжке. Невзирая на слабость рыцаря, удерживали с трудом. Ланселот корчился, как ящерица со сломанным хребтом, надеясь достать хоть кого-нибудь, пытался кусаться и даже чуть не закричал, но усилием воли сумел поймать крик и затолкать обратно в горло. На какой-то момент из рыцаря Круглого Стола он превратился в связанное животное.

В конце концов его заковали и сняли веревку с рук. Заплесневелая деревянная дверь закрылась, скрипнули ржавые петли. Будь Ланселот здоров и свободен, наверное, он бы смог ее вышибить. Но цепь доставала только до середины темницы.

На следующий день Эгберт и Гарет навестили Ланселота  — поговорить насчет выкупа. Рыцаря оценили в пять боевых коней белой масти, пять испанских доспехов, пять клинков дамасской стали, пять византийских плащей, пять серебряных блюд с чеканкой и десятифунтовый мешок черного перца. Собрать такой выкуп было затруднительно, но возможно. А вот отдать его…

Ланселот скучно объяснил грабителям, что предпочтет умереть от лихорадки и голода в их вонючем подвале, чем заплатить хотя бы один серебряный пенни. И отказался продолжать разговор до тех пор, пока его не раскуют и не выпустят.

Братья переглянулись  — подождем.

Условия в темнице стали немного лучше. Дважды в день Ланселоту приносили еду  — скверную, но съедобную. Пол застелили соломой, кинули пару потрепанных волчьих шкур для тепла, днем зажигали лучину. Ланселот потребовал Библию, отказать ему не смогли и даже прислали замкового духовника, полуслепого старика мафусаиловых лет  — исповедать и причастить.

Первый месяц братья навещали его чуть не каждый день.

Энгус, Эктор и Кей пытались издеваться над ним и как-то раз даже явились с дубинками, надеясь отомстить за позор Энгуса. Ланселот дубинку перехватил, после чего младшие больше не показывались.

Гарет, бывало, сидел в темнице часами, пытаясь разговорить пленника. Ланселот думал, что именно благодаря этому толстяку ему предоставили книгу, свет и священника. Но поддерживать беседу он все равно не хотел. Однажды он попытался объяснить Гарету, что обманом удерживая в темнице благородного рыцаря, братья поступают против чести и ничего, кроме бед и позора, они не получат. Гарет вежливо промолчал.

Эгберт появлялся редко, он был настойчив и уверен в своей правоте. Упирая на обычаи рыцарства, право победителя и законы военной добычи, молодой Хэмбли объяснял Ланселоту, что отказываясь платить, тот только теряет. С усмешкой на красивых губах Эгберт твердил:

 — Я мог бы повесить Вас, сэр Ланселот, заморить голодом или скормить собакам. Никто никогда ничего б не узнал. Но, поверьте, я желаю Вам только добра. Я с радостью встретил бы Вас свободным, на ратной забаве рыцарей королевства, и не погнушался б скрестить с Вами копья. А так  — Вы всего лишь ничтожный пленник…

Ланселот долго держал себя. В нем копилась непривычная, незнакомая раньше злость. И, наконец, когда Эгберт, укоряя его в несговорчивости, ввернул: «Мы же оба рыцари», Ланселота прорвало. Рванувшись на всю длину цепи, он сломал негодяю челюсть. И, срываясь на крик, стал требовать поединка  — по всем законам такие оскорбления смывали кровью. После этого посещения прекратились.

С неделю Ланселота не кормили, и в какой-то момент он даже обрадовался  — смерть от голода была привлекательнее тюрьмы. Потом стражники, опасливо озираясь, снова стали оставлять за порогом миску похлебки, так, чтобы он мог дотянуться до пищи. Ланселот сбился со счета времени и уже не знал, сколько недель он провел в подвале. Библию у него забрали.

Ланселот изучил все трещинки на осклизлых каменных стенах, ритм воды, сочащейся сквозь потолок  — еду приносили через двести и четыреста с небольшим ударов капель. Не зная, чем занять руки, он плел из соломы корзиночки и жег их на лучине. Пару раз повезло сыграть в кости с пожилым редкоусым стражником, но потом тот исчез. Крыс в тюрьме не водилось.

Иногда, просыпаясь, Ланселот не мог вспомнить, где он, иногда  — и это было страшнее, он путал слова молитвы.

Прошлое рухнуло и разбилось, бесполезная память давила голову.

С семнадцати лет он не знал себе равных в сражении, с девяти его не смели ударить. Жизнь стелилась под ноги славному рыцарю, Ланселот шел по ней, как хотел и всегда добивался цели. Ему случалось голодать, бедствовать, даже бывать в плену, но порядок событий казался всегда неизменным.

Есть бог, есть король, есть товарищи по оружию и прекрасные дамы. Есть враги благородные и есть чернь. Есть обиженные, которых следует защищать. Есть христианский закон и законы чести. Все, что творилось вокруг, кусочками смальты ложилось в мозаику бытия…

Теперь осмысление мира исчезло. Жизнь и смерть из ладоней бога перешли в немытые лапки дурных юнцов. Его, рыцаря и дворянина, как тупую овцу прижимали к полу, пока кузнец, чертыхаясь, возился с оковами!!! Железное кольцо на ноге всякий раз возвращало его к отвратительной беззащитности тела, невозможности сопротивляться.

Сначала, стыдясь самого себя, Ланселот мечтал, как бы мог тогда вырваться и убить всех, кто видел его позор. Потом появилось отчаяние, свирепое и глухое. Бродя кругами по сырому подвалу, спотыкаясь о скользкую цепь, Ланселот проклинал собственную гордыню, нелепое чванство, доверчивость, дурь и слабость. Он перестал молиться и требовать воду для умывания.

Наконец, наступило оцепенение вялой осенней мухи. Камелот, Круглый Стол, Холмы из названий превратились в слова, невесомые и бесполезные, будто мертвые листья. Даже от образа королевы остался только сухой мешочек на груди под пропотелой рубахой.

Какое-то время Ланселот думал о смерти  — разбить голову о стену или отказаться от пищи по примеру римских патрициев было возможно. Но и эта мысль стала ему безразлична. Славный сэр Ланселот, бывший рыцарь Круглого Стола, нехотя ел, спал рядом с собственными нечистотами и до мути в глазах разглядывал пятна плесени на двери.

© Вероника Батхен, 2000