«Королева Роз» феерия

Глава 7

Обитатели Лавенгема проснулись от звона труб. Во внутреннем дворе замка, разодетые в пестрый шелк, на резвых конях гарцевали королевские герольды.

 — Слушайте, добрые рыцари! Слушайте и не говорите, что не слышали! Узурпатор Гильдебранд Неудачник свергнут и заточен в монастырь! На трон Уэльса вернулся законный наследник, Его Величество Персиваль Драконоборец! По случаю коронации будет устроен турнир в славном городе Брекноке! Его Величество посвящает сие благородное празднество своим спасителям, королю Артуру Пендрагону и сэру Ланселоту Озерному! И приглашает всех славных рыцарей скрестить копья во славу героев!

Трижды протрубив, герольды развернули коней и ускакали, потрясая вымпелами,  — к следующему замку.

Не успела улечься снежная пыль от копыт, как все пятеро братьев собрались в потайной комнатке у самого верха смотровой башни. Им было не по себе. Гарет спросонья выглядел бледнее обычного. Эгберт злился, но старался не подавать виду, что зол. Близнецы испуганно присмирели. Только Кей улыбался по-прежнему безмятежно.

 — А у нас лошадей не хватает. Быстрый захромал на охоте,  — ангельским голоском произнес он,  — Будем жребий кидать или как?

 — Бежать собрался?!  — Эгберт хватил кулаком по скамье.

 — Куда бежать? Турнир же…  — обиженно протянул Кей и надулся.

 — Что будем делать, братцы?  — не обращая внимания на младшего, спокойно сказал Гарет.

 — Держать опасно, отпускать его нельзя…  — Эгберт задумался, обломал сосульку с окна и посмотрел на Гарета. Тот едва заметно покачал головой.

 — Как это так отпускать?!  — взвился Энгус,  — Это наш пленник, правда, Эк?

 — Мы его повязали!  — Эктор придвинулся к брату и положил руку ему на плечо. Эгберт рассвирепел:

 — Что же, этого чертова Ланселота до скончания века на цепи держать? Вы его повязали? Вот вы и будете перед новым королем отвечать. Хотите? Герои…

Кей громко икнул. Он наконец все понял. Близнецы сникли.

 — Чем ссориться, подумали бы, как выкручиваться,  — Гарет поднялся и стал у выхода,  — Во-первых,  — он начал загибать пальцы  — держать Ланселота в замке опасно. Кто-нибудь да проболтается. С королем, знаете ли, шутки плохи. Во-вторых, иметь такого врага, как он, я врагу не пожелаю. Бегали из тюрем и посерьезнее нашей. А если он в нашем подвале соизволит преставиться, тогда всем нам точно головы не сносить. Я предлагаю попробовать заключить мир. Извинимся, покаемся, вина вместе выпьем. Ланселот человек чести, если он нам поверит, считайте, что все обошлось. Он мне сам говорил, что хотел бы решить дело миром.

Братья задумались. Эктор шепнул что-то на ухо Эгберту, тот замотал головой и сплюнул: «Вот дурень!» Кей пошевелил губами, прикидывая, потом набросился на Гарета:

 — Трус ты, толстяк! Кто болтать станет? Мы? У нас предателей нет! Стража? Так они ничего не знают  — первый раз что ли в подвале пленников держим?! Мышь церковная!

Гарет потянулся было закатить братцу плюху, но Кей увернулся и спрятался за спину Эгберта. Старший против всех ожиданий отвесил ему подзатыльник.

 — Заткнись, малец. Брат дело говорит.

Энгус и Эктор взвыли в два голоса:

 — Стоит его отпустить, он нас всех тут же и перережет! Помнишь, как он, на цепи сидючи, тебе врезал?  — Эгберта перекосило,  — Может ты еще и левую щеку ему подставишь? Да кто он вообще такой, чтобы мы перед ним извинялись?!

Эгберт сжал кулаки и медленно стал подниматься. Близнецы приготовились удирать. Гарет все так же спокойно придержал брата.

 — Не время, Берт. Успеешь им уши надрать.

Эгберт выругался сквозь зубы и отвернулся к окну. Какое-то время братья молчали. Потом тишину разбил звонкий голос Кея:

 — А давайте Ланселота на турнир привезем. И всех победим.

Сначала братья долго смеялись, а успокоившись, поняли, что в словах Кея есть доля истины. Почему бы и нет? Если сэр Ланселот Озерный выйдет на ристалище с братьями Хэмбли, соседи еще лет десять не посмеют и слова сказать. Сообща решили, что говорить с пленником отправится Эгберт  — как старший.

Ланселот дремал на соломе в углу, кутаясь в плащ. Он скрипел зубами и всхлипывал, сон был дурным. Эгберт присмотрелся к пленнику и покачал головой  — облез петушок, ничего не скажешь. Под глазами набрякли мешки, в спутанных волосах копошились вши, по кистям рук извивались распухшие вены, на шее открылась язва. Превозмогая отвращение, Эгберт потормошил пленника:

 — Просыпайтесь, друг мой, у меня хорошие новости.

Ланселот с трудом разлепил веки. Яркий свет факела резал ему глаза, в ушах звенело, голова налилась свинцом. Что хочет этот мерзавец, почему не оставит в покое?

Эгберт помог ему сесть, по щелчку пальцев слуга подал кубок с горячим вином.

 — Угощайтесь, не бойтесь. Вижу, Вас лихорадит. А здоровье Вам пригодится.

Ланселот отхлебнул, не чувствуя вкуса напитка:

 — Зачем?

 — Мы с братьями решили, что Вы могли бы составить нам компанию на турнире. Развлечемся, развеемся… Зла на Вас мы больше не держим. Полагаю и вы не в обиде за шутку с выкупом,  — Эгберт мило улыбнулся.

 — Меня раскуют и выпустят?  — Ланселот вяло удивился, потом потер глаза  — вдруг он еще не проснулся.

 — Конечно, друг мой! Вам вернут коня и доспехи  — кстати, у Вас замечательный меч. Вам дадут новую одежду. Вы э… изрядно поизносились в дороге.

 — Что я должен сделать?  — голос Ланселота был хриплым.

 — Сущие пустяки! Вы победитель десятков турниров, что для Вас выиграть еще один,  — Эгберт доверительно наклонился вперед.  — Мы хотим, чтобы вы выступили в нашей партии. Думаю, после турнира все раздоры будут забыты.

Ланселот встал и привычно зашагал из угла в угол, волоча за собой цепь:

 — Меня вправду выпустят на свежий воздух? К людям?

Украдкой Эгберт вздохнул в усы  — как бы пленник не лишился рассудка. И повторил раздельно:

 — Да, Вас раскуют и выпустят на свободу.

 — Для этого я должен участвовать в турнире?

Понял, слава те, Господи! Эгберт обрадованно вскочил:

 — Да! Да, друг мой! Вы дадите клятву, что не причините вреда ни мне, ни братьям, проведете пяток боев и окажетесь на свободе!

 — Дам клятву?  — в интонации Ланселота Эгберту почудилось что-то знакомое.

 — Вы же истинный рыцарь и мы доверяем Вашему слову.

Ланселот склонил голову, замер, задумался. Опустился на одно колено  — Эгберт протянул ему руку, дабы скрепить клятву поцелуем мира  — приложил ладонь к груди, нащупал сухой холщовый мешочек. Уколол палец, на ткани расплылась кровь. В тишине с потолка в солому плюхнулась капля, вторая… Ланселот поднялся одним рывком, так, что цепь жалобно взвизгнула.

 — Да катись ты к чертовой матери вместе с турниром, щенок! Чтобы я, Ланселот Озерный, выступал в одной партии с ублюдочными недоносками?! Трус! Убирайся, пока я не свернул тебе шею,  — Ланселот выхватил факел из рук опешившего слуги и швырнул в Эгберта  — тот едва успел увернуться и стрелой вылетел за дверь.

Слуга предпочел исчезнуть тотчас за господином.

Ланселот оглядел себя, как будто не видел раньше. Одрябшее тело, короста грязи… он сунул пальцы в бороду  — Боже мой! Голова все еще кружилась, но сознание стало ясным  — будто утром в горах он окунул лицо в свежий снег. Ланселот запустил в дверь кувшином:

 — Эй, воды мне! И частый гребень!

Ему никто не ответил. Не страшно. Ланселот подошел к стене и ощупал кольцо, к которому крепилась цепь.

* * *

Лед растаял. Элейна сменила примочку на лбу королевы, прислушалась к прерывистому дыханию. Неделю назад Гвиневра ездила на прогулку в леса, вместе со свитой угодила в метель и тяжело простудилась. Артур бросил в темницу сопровождавшего ее мажордома, отослал от двора фрейлин  — почему не остановили, собрал всех лекарей Корнуолла  — без толку.

Кто-то советовал кровопускание, кто-то толченые изумруды в меду, кто-то свежую печень трехмесячного дракона. А Гвиневра кашляла и задыхалась.

Наконец, почуяв неладное, прибыл Мерлин. Лекарей выгнали за ворота.

Волшебник осмотрел больную, пощупал пульс, послушал тяжелый кашель и заметно расстроился.

«Все в руках Бога»,  — сказал он Артуру.  — «На седьмой день болезнь разрешится. Если падение жара будет сопровождаться обильным потом и крепким сном, королева будет жива.» Он оставил пучок резко пахнущих трав и исчез из дворца.

Артур сам сидел у постели жены, но ближе к рассвету уснул мертвым сном. Элейна наклонилась подоткнуть одеяло, но Гвиневра оттолкнула ее и встала.

В простой белой льняной рубашке, с распущенными волосами, узкобедрая, хрупкая  — королева была прекрасна. Серебро ее глаз отражало лучи луны  — за окном сходило с ума последнее зимнее полнолуние.

Тени волчьего воя, шорохи снежных крыльев, ломкий звон отходящего льда окружал Гвиневру немыслимым ореолом. Будто не дочь Адама стояла босыми ногами на черной медвежьей шкуре, но некая фея осветила собой королевский дворец.

Гвиневра двинулась к проему окна  — туда, где простерлась ее свобода. Элейна успела схватить ее за руку. Глаза королевы закрылись, она обмякла в заботливых сильных руках.

Элейна почти донесла ее до постели, уложила, прикоснулась губами ко лбу… Кожа не тлела жаром, но была теплой  — как ладони самой Элейны. Дыхание стало ровнее  — Гвиневра спала.

© Вероника Батхен, 2000